Старые газеты

(«Мичуринская правда» 22 июня 1999 г.)

Почему «у войны не женское лицо»? — думала я после встречи с моей собеседницей. К сожалению, очень даже женское. Кстати, и само слово «война» женского рода. А разве случайно по всей России стоят обелиски «Скорбящая мать»? Говорят, есть памятники собакам и даже коровам. Но что-то не слышно о монументах в честь безымянных и бесчисленных санитарок, медсестёр, фельдшеров… Одно из несправедливо забытых имён мы сейчас назовём. Мария Петровна Данилова. Её не надо было ни о чём спрашивать. Это поколение живёт воспоминаниями и охотно ими делится.

Поступила в транспортную фельдшерско-акушерскую школу, была такая в Мичуринске. После окончания направили работать на Западную Украину, на границу с Польшей. Узнали о нападении фашистов. Но поначалу в жизни госпиталя и молодой Марии Петровны мало что изменилось. Была хирургической сестрой, стала старшей операционной.

Только пациентов прибавлялось. Не хватало перевязочного материала и лекарств. К концу дня халаты и руки сестёр становились красными и липкими.

Отмыться от крови на ближайшей речке отправились однажды три подруги — Маша, Лиза и Клава. Вдруг увидели танки. Думали, свои. А оказалось, госпиталь уже в руках немцев. Начальник, главный врач и замполит уже были расстреляны. С остальных срывали пилотки и втаптывали красными звёздочками прямо в грязь. Потом и раненых всех расстреляли. Но вскоре стрелять прекратили. Прибыли немецкие раненые. Марии Петровне пришлось под дулом автоматов дежурить возле какого-то офицера, которого прооперировал немецкий хирург.

Как-то пожилой врач шепнул подружкам: «Девчонки, бегите!» Но как бежать? Куда бежать? Никто не знал, но решили попробовать.

— Оделась я в первое попавшееся платье, — продолжает Мария Петровна, — так-то мы в форме и в сапогах ходили. Взяла ведро и — к речке, будто бы за водой. Там часовой стоял. Но он не обратил на меня внимания. Даже не знаю, почему. Может, пожалел просто… Наверно, и среди них нормальные люди были.

Подруги снова встретились в высокой кукурузе. Добрались до ближайшей деревни, разузнали, как пройти к своим. Свои встретили их прямо на дороге. Но целый месяц девушки провели в особом отделе. Не было с собой документов. Затем дали новое назначение. Только не успели они его получить. «Перехватили» сапёры. В их батальоне как раз не хватало медсестёр.

Уже в победном сорок пятом Мария Петровна познакомилась с красивым статным лётчиком. А буквально за три дня до окончания войны его истребитель был сбит… Она решила вернуться на Родину. Родила сына. Работала в здравпунктах, на «Скорой помощи», позже перешла в городскую больницу.

Сын, на радость матери, подрос. Устроился на «Прогресс». В армию взяли, в ракетные войска. Вернулся — едва узнала. Лысый, худой… Таял на глазах и месяца через два умер. От радиации. В справке о смерти записали «Общее заболевание».

Собеседница смахивает слезу, смущается. Я стараюсь поменять тему разговора. Спрашиваю о чувстве мести, о современных неофашистах и вандалах. Попытка не удаётся:

— Венки-то постоянно крадут со Славиной могилки. Стали деньги требовать. Так и забрали мою мелочь да часики маленькие. Милицию вызвала, целый час прождала. Второй раз звоню. А они говорят, подумали — шутка. Что я могла им ответить.

Нет, она не жалуется. Это ей как медику постоянно жалуются соседи на свои болячки. Помогает, чем может. Помогает и внучке с правнучкой. Катюша зарплату не получает, и на Юлечку денег уже давно не дают…

— Месть… Нет, это нехорошее чувство, — она откидывает со лба прядь седых волос. Она… Фронтовая медсестра, вдова и скорбящая мать в одном лице.

С. Курепина